Ночь с 24 на 25 июня 1944 года стала памятной для ветеранов 2-го гвардейского танкового корпуса. Где-то по сторонам громыхали ночные бои, а машины корпуса втягивались в в труднопроходимые дефиле между болотами и топями. Всю ночь шла напряженная работа: саперные батальоны делали настилы через торфяники и пропускали танковые бригады. Всю ночь двигались и двигались танки. Наступило утро 25 июня, но движение не замедлилось. В течение дня танки и артиллерия корпуса преодолели очень трудный участок местности. К концу дня головные танковые бригады вышли на тыловые коммуникации противника. Сутки продолжался этот труднейший марш, который позволил корпусу выйти в тыл противника практически без потерь, лишь несколько танков отстали в торфяниках из-за неопытности молодых механиков-водителей. Следом за нами шли стрелковые части гвардейского корпуса генерала П. Г. Шафранова.

Внезапное появление большого количества танков, артиллерии и мотопехоты в тылу вражеской обороны сразу сказалось на всей обстановке в районе Орши. Для нас же с выходом корпуса в тыл немецкой обороны начался особый отсчет времени...

Прежде чем продолжить свой рассказ о дальнейшем, я хочу ненадолго вернуться к дням, когда наш танковый корпус готовился к этим боям.

Из многих военно-исторических и мемуарных источников читателю известно, что летом 1944 года линия фронта на западном направлении была выгнута огромной дугой на восток. Сама природа здесь создала как бы идеальные условия для прочной обороны: большие реки, обширные болотисто-лесистые пространства, буквально испещренные линиями многочисленных притоков, рек и речушек. У противника было достаточно времени, чтобы использовать эти выгодные природные условия для создания многочисленных оборонительных рубежей.

Читателю известно также, что верховное командование противника к лету 1944 года не сумело определить направление главного удара советских войск, полагая, что такой удар будет нанесен на юге. Между тем скрытно шла активная подготовка к крупнейшей стратегической наступательной операции на лето 1944 года. Сюда, на западное направление, к Белоруссии, из глубины страны и с других участков советско-германского фронта подтягивались резервы.

2-й гвардейский Тацинский танковый корпус входил в состав З-го Белорусского фронта. Весной 1944 года после тяжелых осенне-зимних боев под Оршей и Витебском корпус был выведен ,в резерв фронта. Здесь корпус пополнялся людьми и техникой. Танковые бригады корпуса теперь имели на вооружении по 65 танков. Это были новые модернизированные «тридцатьчетверки» с усиленной броневой защитой и мощной 85-миллиметровой пушкой, которая на дистанции прямого выстрела (1000 метров) пробивала броню любого немецкого танка. При этом модернизированные «Т-34» сохраняли свои маневренные и скоростные качества. Шли они к нам в большом количестве.

В целом после доукомплектования корпус имел 210 танков, 42 самоходные артиллерийские установки и еще 35 танков резерва командира корпуса. Для сравнения скажу, что во время Сталинградской операции, когда наш корпус прославился смелым рейдом по глубоким тылам противника, в его составе было примерно полторы сотни танков, из коих только половину составляли «Т-34», а другую половину — легкие танки.

К началу Белорусской операции главные силы корпуса составляли четыре гвардейские, бригады: 4-я танковая — полковника О. А. Лосика, 25-я танковая — полковника С. М. Булыгина, 26-я танковая — полковника С. К. Нестерова и 4-я мотострелковая — полковника М. С. Антипина. В корпус также входили два самоходно-артиллерийских полка, отдельный дивизион гвардейских минометов («катюш»), зенитно-артиллерийский полк и другие части усиления и специальные подразделения. В целом корпус представлял собой крупное соединение, насчитывавшее примерно 12 тысяч человек.

Большое внимание уделял нам командующий 3-м Белорусским фронтом генерал Иван Данилович Черняховский. Сам в прошлом танкист, он вникал во все детали, бывал у нас в корпусе. Я своевременно был проинформирован о замыслах командования фронтом. 11-я гвардейская армия генерала К. Н. Галицкого совместно с 31-й армией генерала В. В. Глаголева должна была действовать на южном крыле фронта против сильной оршанской группировки противника. Нашему корпусу предстояло войти в прорыв в полосе наступления 11-й гвардейской армии вдоль Минского шоссе. По плану командующего 11-й гвардейской армии немецкая оборона должна была быть прорвана к концу первого дня наступления. Стало быть, тогда и предполагалось ввести наш корпус в прорыв.

Генерал К. Н. Галицкий заслуженно считался одним из наиболее опытных и авторитетных наших командармов. Однако на этом участке фронта ему воевать еще не приходилось: 11-я гвардейская армия была переброшена сюда с другого направления. Я же имел опыт тяжелых осенне-зимних боев под Оршей и потому был настроен не столь оптимистически. Заранее предполагая возможные неожиданности и разного рода осложнения при прорыве, я сразу высказал К. Н. Галицкому просьбу не вводить корпус в прорыв в первый день.

Выдвигая такую просьбу, я более всего опасался поспешного ввода корпуса на неподавленную оборону. Именно так получилось осенью сорок третьего года: оборону до конца, на всю глубину не прорвали, поспешно ввели в сражение корпус, и мы, несмотря на массовый героизм танкистов, потеряли здесь много танков и людей. Во время рекогносцировки мы видели перед нашим передним краем сгоревшие «тридцатьчетверки».

За прошедшие с осени месяцы враг здесь еще больше укрепился. В полосе наступления 11-й гвардейской армии оборонялась 78-я немецкая штурмовая дивизия, считавшаяся одной из самых боеспособных в немецкой армии. Командовал этой дивизией опытный генерал Траут. Когда я говорю «одна из самых боеспособных дивизий», то в этом нет эмоциональных преувеличений мемуариста. Из документов, которыми я располагаю, следует, что 78-я штурмовая немецкая дивиэия по своему штатному составу равнялась примерно двум обычным стрелковым немецким дивизиям, была насыщена штурмовой и противотанковой артиллерией в таких количествах, которые более свойственны корпусу, а не дивизии, была усилена танковыми частями и имела очень солидное инженерное обеспечение. Местность, где намечался прорыв, никакого маневра наступающим войскам не позволяла. Поэтому, когда генерал Траут заявлял, что на участке его дивизии оборону прорвать невозможно, в этом было не столько традиционное тщеславие гитлеровского генерала, сколько убеждение опытного командира, что его оборона достаточно прочна.

Незадолго до начала операции генералы П.Г.Шафранов и М. Н.Завадовский, кома ндиры стрелковых корпусов, которым предстояло прорывать вражескую оборону, и я как командир танкового корпуса были вызваны на НП к командарму К. Н. Галицкому. Докладывали мы представителю Ставки Верховного Главнокомандования маршалу А. М. Василевскому в присутствии командующего фронтом и командующего армией. Для нас это был очень ответственный момент, и мы, конечно, волновались. Однако наши решения одобрили и приняли без существенных поправок. Более того, маршал А. М. Василевский специально обратил внимание присутствующих на горький опыт осенне-зимних боев, когда поспешность ввода танкового корпуса привела к неоправданным потерям. Мне было ясно, что командарм К Н. Галицкий понимает мои опасения и без особой необходимости рисковать не станет...

В 6 часов утра 23 июня началась наша артиллерийская подготовка. На участках прорыва было сосредоточено 200 орудий и минометов на километр фронта. В 8 часов 50 минут утра пехота при поддержке танков пошла в атаку. В боевых порядках стрелковых подразделений двинулись и наши офицерские пункты наблюдения и бригадные разведчики. За ними — передовые отряды 4 и 26-й гвардейских танковых бригад. Но едва пехота поднялась в атаку, начались неприятности. Случилось то, чего мы больше всего опасались, - огневая система немецкой обороны подавлена не была, и стрелковые части только местами вклинились в первую позицию...

В самом начале боя танковый батальон майора А. А. Радаева вынужден был по приказу командира стрелковой дивизии совместно с пехотой атаковать противника, но попал под прицельный огонь, потерял несколько танков и тут же был остановлен. На других участках наступления обстановка складывалась так же безотрадно. По данным корпусных и бригадных постов наблюдения и разведчиков я достаточно хорошо представлял сложившуюся ситуацию и уже нисколько не сомневался в том, что продвижение застопорилось не случайно.

События подтвердили мои опасения: весь день 23 июня продолжался тяжелейший бой, а оборона противника прорвана не была! Бой продолжался и весь следующий день. И снова безрезультатно. Нервное напряжение достигло предела: двое суток идет ожесточеннейшее сражение, а оборона противника не прорвана.

К концу 24 июня стало ясно, что и на этот раз немецкая оборона устояла, но...

Было одно «но», которое привело меня в состояние возбуждения. 24 июня в разгар боя я получил донесение от командира 4-й танковой бригады. Полковник О. А. Лосик сообщал, что его разведка вместе с передовыми подразделениями наступающей 26-й гвардейской стрелковой дивизии из корпуса генерала П. Г Шафранова сумела просочиться в обход северного фланга немецкого оборонительного рубежа и достичь в заболоченной лесистой местности местеч ка под названием Остров Юрьев. Севернее Острова Юрьева, докладывал О. А. Лосик, так же успешно продвигаются стрелковые части — противник оказывает там слабое сопротивление, и разведка бригады вышла вместе с пехотой в район поселка Старые Холмы.

Это было очень важное сообщение. Перед нами открылась редкая счастливая возможность попытаться с севера обойти сильно укрепленную немецкую оборону вдоль Минского шоссе.

Сейчас может возникнуть естественный вопрос: почему мы раньше в своих планах не учитывали этой возможности? Или даже так: почему противник, создавший столь мощную систему оборонительных сооружений, не видел этой опасности — обхода с фланга?

Ответ тут простой: этот открывшийся обходной путь лежал через обширную заболоченную местность, которая обычно начисто исключала возможность использовать здесь танки и артиллерию. После летнего ливневого дождя эта местность становилась вообще непроходимой. Например, Остров Юрьев, расположенный в глубине этого болотистого массива, действительно превращался в остров — никакими тропами и лесными дорогами даже на подводе оттуда выбраться было невозможно. Любой командир, решись он пройти там на танках, моментально «посадил» бы в болотах всю боевую технику — район этот самой природой создан как классическая западня. Поэтому враг и не опасался серьезного удара тут и ограничился слабыми заслонами, перекрывающими редкие, наименее заболоченные места. Но гитлеровцы не учли одного обстоятельства. Стояло жаркое, засушливое лето. Весенняя вода давно спала, а ливневых дождей в июне не было. Болота и ручьи подсохли и пересохли, грунт во многих местах обнажился, покрылся твердой коркой и достаточно надежно держал тяжелые боевые машины. Серьезные опасения внушали только отдельные места торфоразработок. Но если бы их удалось укрепить, у нас появлялся шанс вывести танковые бригады на рокадное шоссе Витебск — Орша в тылу вражеской обороны. Соблазнительнейшая перспектива!

Вскоре начальник инженерной службы 4-й гвардейской танковой бригады майор М. М; Зацепин побывал на месте и подтвердил, что вполне реально в короткие сроки усилить торфяники настилом из бревен. Я сообщил об этом командарму. К. Н. Галицкий выслушал меня очень внимательно и тут же доложил И. Д. Черняховскому о возможности и целесообразности маневра танковым корпусом через Остров Юрьев и Старые Холмы, с тем чтобы последующим ударом на юг юго-запад разгромнть противника западнее реки Оршицы с дальнейшим продвижением корпуса к западу от Орши.

И. Д. Черняховский утвердил этот вариант, но потребовал срочно перебросить сюда инженерные части армии.

И вот в ночь на 25 июня и весь следующий день саперные батальоны с огромным напряжением, перекрывая все мыслимые и немыслимые нормы подобных работ, укладывали на торфяники настилы, пропуская через заболоченные участки танковые бригады, и 25 июня корпус вышел в немецкий тыл...

С этого я и начал свой рассказ об участии 2-го гвардейского танкового корпуса в Белорусской операции летом 1944 года.

26 июня

Оказавшись перед опасностью разгрома с тыла, командование оршанской группировки противника отдало приказ об отводе войск с передовых позиций на армейский рубеж обороны, который был заранее подготовлен западнее Орши. Но с этой мерой противник уже опоздал...

К 26 июня благоприятная обстановка сложилась на всех направлениях 3-го Белорусского фронта. Успешно наступало правое крыло. Фронт сопротивления рухнул на огромном пространстве.

В районе Орши обстановка складывалась следующим образом. С утра 26 июня наш танковый корпус перешел в наступление на юг и юго-запад, то есть ударил с севера во фланг армейского рубежа обороны противника.

Корпус находился в движении. Обстановка менялась с часу на час. Донесения из бригад следовали одно за другим. Части корпуса успешно продвигались, громя встречавшиеся на маршруте колонны противника. По всему было видно, что с выходом корпуса в тыл противник потерял контроль над обстановкой, поэтому встречавшиеся на пути танковых бригад крупные колонны противника с артиллерией, самоходными установками и даже с танковым охранением не успевали оказывать серьезного сопротивления нашим танкистам. Особенно успешно в тот день действовала бригада полковника О, А. Лосика. Эта бригада, разгромив на марше крупную колонну противника, достигла речки Адров. Первый к речке вышел танковый батальон майора Н. В. Масташова. Впереди боевых порядков батальона шел танковый взвод (три танка) лейтенанта Сергея Митты. В бою у моста взвод Митты уничтожил пять самоходок, батарею противотанковых орудий и несколько десятков вражеских солдат. Но танк самого Митты был подожжен, продолжал вести бой и взорвался на глазах у товарищей...

Используя захваченный взводом мост, командир бригады переправил всю бригаду на западный берег речки Адров, что имело для корпуса большое значение: мы открывали себе возможность широкого маневра.

В результате успешных действий частей корпуса уже к середине дня 26 июня сопротивление противника, пытавшегося закрепиться на армейском рубеже обороны, было сломлено, и все дорожные и железнодорожные пути от Орши на запад врагу были отрезаны.

Разгром армейского рубежа обороны имел прямые следствия. Если утром 26 июня враг начал отводить свои войска из Орши, то уже в середине дня он понял, что с этой мерой опоздал. Маятник качнулся в другую сторону: теперь противник снова стал искать спасения полстенами сильно укрепленной Орши. Зажатый наступающими армиями с фронта и нашим корпусом с тыла, противник метался из стороны в сторону. По всем полевым дорогам носились лошади, тягачи с прицепленными орудиями, гитлеровские солдаты, которые не знали, куда бежать. Механик-водитель одного из наших танков сержант Ясенко в этот день тараном разбил около тридцати автотягачей с прицепленными орудиями. Попробуйте мысленно развернуть тридцать тягачей с орудиями по фронту. Что получится? Получится более семи артиллерийских батарей — два артиллерийских дивизиона. И все это развалилось под гусеницами только одного танка... И вот, спасая то, что еще можно было спасти, враг стал отводить все в "крепость Оршу"...

Во второй половине долгого дня 26 июня, между шестнадцатью и семнадцатью часами, К. Н. Галнцкий потребовал от меня доложить обстановку и проинформировал об общем холе дел. Общая ситуация была такова: части 11-й гвардейской армии вслед за нашим корпусом уже вышли на рубеж Стайки — Межево — Багриново, то есть туда, где в середине дня вела бой 26-я танковая бригада. 36-й гвардейский стрелковый .корпус генерала П. Г. Шафранова получил приказ наступать на Оршу с севера и во взаимодействии с войсками 31-й армии генерала В. В. Глаголева освободить Оршу. К. Н. Галицкий сказал, что 5-я гвардейская танковая армия вышла на автомагистраль в районе Толочина.

Это во многом меняло дело. Если раньше я предполагал развивать наступление именно на Толочин, то теперь, с выходом в тот район 5-й гвардейской танковой армии, нашему корпусу там делать было нечего. Мы находились южнее автомагистрали, следовательно, и продвигаться на запад нам надо было южнее, в обход Толочина и крупной борисовской группировки. Так я прикидывал для себя, но оказалось, что о перспективах думать еще рано. Под Оршей скопилось большое количество гитлеровских войск, и потому, учитывая общий ход событий, командующий фронтом решил использовать наш корпус не для развития не для развития наступления в западном направлении, а для завершения окружения и разгрома оршанской группировки противника.

Такой поворот дел, откровенно говоря, не особенно меня радовал, так как у нашего корпуса, на мой взгляд, были хорошие перспективы для быстрого продвижения на запад. Основные силы противника сейчас были прикованы к автомагистрали Москва — Минск, вдоль которой наступали главные силы фронта с 5-й гвардейской танковой армией. Мы же находились южнее, при этом крупная, но совершенно дезорганизованная оршанская группировка противника оставалась у нас за спиной. Вряд ли впереди нас ждали сюрпризы, и мы параллельными путями могли бы безостановочно идти вперед...

Так рассуждал я тогда, но вместо этого предстояло разворачивать корпус в тыл оршанской группировки и уничтожать ее...

Я,конечно, понимал, особенно годы спустя, мудрую правоту решения И. Д. Черняховского, который как командующий фронтом видел все в иных масштабах и хотел принять необходимые меры предосторожности. В ту пору точного представления о силе оршанской группировки я не имел. А она оказалась намного крупнее, чем можно было предполагать. К тому же наш сосед — 2-й Белорусский фронт - в темпах наступления отставал (там не было столько сил, сколько у 3-го Белорусского фронта, да и задачи были поскромнее), и потому на стыке фронтов создавалась опасность разрыва. По сути дела, наш корпус был единственным подвижным соединением, которое прикрывало левый фланг фронта, и пускать корпус в отрыв, вперед — означало рисковать. А вдруг части 11-й гвардейской и 31-й армий не смогут удержать немцев в мешке под Оршей? Там скопилось много дивизий, и терять им. как говорится, уже было нечего. Если они прорвутся в южном направлении через незащищенный стык фронтов, то могут принести немало хлопот. Поэтому надежней будет держать танковый корпус пока здесь...

Я думаю, что так или примерно так мог рассуждать командующий фронтом. Поэтому мне предлагалось главными силами корпуса начосить удар не на запад, а в южном направлении. Утром 27 июня надо было овладеть сильно укрепленным пунктом Староселье (к юго- эападу от Орши), закрепиться там и не допустить отхода противника из-под Орши, что мы и сделали. После неудачных попыток выбить нас из Староселья противник стал искать обходные пути, и потому 27 июня почти все бригады корпуса были, втянуты в бой. Основная нагрузка боев под Старосельем легла на 4-ю гвардейскую мотострелковую бригаду полковника М С. Антипина, эта бригада занимала оборону в самом Староселье. В течение двух суток бригада, поддержанная танковым батальоном и 42-м полком гвардейских минометов, вела здесь беспрерывные тяжелые бои с превосходящими силами противника, стремившегося вырваться из мешка под Оршей.

27—29 июня

В середине дня 27 июня мы получили из штаба фронта новое распоряжение: «Командиру 2-го гвардейского танкового корпуса. Копия - командующему 11-й гвардейской армией. 2-му гвардейскому танковому корпусу действовать в направлении Мартьяновичи, Ухвала и к исходу 29 июня 1944 года овладеть переправой через реку Березина в районе села Чернявка Черняховский, Макаров, Родин».

За сутки обстановка в ходе подобных операций может существенно измениться. Утром 27 июня наши войска освободили Оршу, и ни о каком осмысленном и организованном сопротивлении противника тут уже не могло быть речи Почти все тяжелое оружие противник вынужден был бросить. В течение суток, закрывая гитлеровцам пути отхода к западу, наш корпус перемалывал части, пытавшиеся прорваться Однако сдерживать всю многотысячную группировку мы не могли, у нас для этого не хватало сил, и противник, конечно, местами в обход боевых порядков корпуса просачивался и устремлялся к западу. Главным стало опередить противника, захватить переправы через Березину, чтобы не дать ему отойти за этот водный рубеж, где можно было бы снова закрепиться и оказать организованное сопротивление. Такую задачу на левом крыле фронта юг выполнить только наш корпус, поэтому и последовал этот приказ.

Отныне нам предстояла в самом прямом смысле гонка с противником наперегонки. Немцы были деморализованы и разбиты, но их было очень много, и двигались они крупными походными колоннами.

Начало нашего движения к Березине в силу обстоятельств было довольно сложным. Части корпуса находились друг от друга на солидном расстоянии, мотострелковая бригада по прежнему отражала яростные атаки противника в Староселье, тогда как головные танковые бригады все дальше уходили к западу.

За эти три дня — 27, 28 и 29 июня — танковые бригады, поддерживая друг друга, без отдыха, с боями продвигались к Березине, а следом за ними наконец двинулась и мотострелковая бригада, которой удалось оторваться от наседающего противника и подтянуться к главным силам корпуса. Но она по-прежнему прикрывала корпус с тыла, отбивая атаки движущихся следом немцев. Во время этого движения к Березине нашими танкистами было разгромлено несколько крупных вражеских походных колонн с артиллерией. Только за одни сутки 27—28 июня части корпуса с боями прошли 70 километров. Это был высокий темп продвижения, но частые бои и труднопроходимые болотисто-лесные участки задерживали нас. Особенно тяжелым выдался день 28 июня: наши головные танковые бригады вынуждены были вести затяжной бой с крупными вражескими колоннами, которые двигались к тем же переправам, что и мы. Наши опытные командиры бригад и танковых батальонов сумели почти полностью разгромить эти походные колонны при самых минимальных потерях с нашей стороны. Но время было упущено в отведенные сроки мы не укладывались, и к Березине передовые части корпуса вышли только 30 июня...

30 июня

Первой к Березине подошла головная 26-я бригада полковника С. К. Нестерова, точнее, головной танковый батальон этой бригады, которым командовал майор А. Ф. Никитин.

Зная, что за лесом на восток тянутся обширные болота и что соседние мосты и переправы разрушены, гитлеровцы особого беспокойства не проявляли. Мост здесь они построили отменный. Березина в этом месте не особенно широкая, но извилистая и имеет большие поймы и заболоченные берега. Поэтому гитлеровцы построили мост и через реку, и через пойму — метров 400 длиной. Широкий, двухстороннего движения, надежно сработанный мост. Ясно было, что все отходящие к западу войска противника, движущиеся вслед за нами из-под Орши и с юга, из-под Могилева, будут отходить к этому мосту. Но мы успели прийти сюда раньше...

Командир танкового батальона майор Никитин решил внезапной атакой мост захватить.

Появление наших танков для немцев было громом среди ясного неба. Несколько вражеских автомашин на большой скорости проскочило на западный берег. Многие гитлеровские солдаты бросились врассыпную искать спасения в прибрежном кустарнике.

Но как ни стремительно атаковал Никитин, все же, убегая, гитлеровцы успели взорвать восточную часть моста. Поэтому наши танки не смогли пробиться на западный берег. К тому же оттуда противник открыл сильный артиллерийский огонь и вынудил Никитина увести танки из-под обстрела.

В середине дня бой у моста затих. Во вторую половину дня к Чернявке подошли главные силы 26-й бригады, затем батальоны 25-й бригады. Последние километры по лесной дороге дались нам с большим трудом.

Несмотря на растянутость боевых порядков бригад, приходилось спешить с форсированием Березины, пока враг не уничтожил всего моста. Своих переправочных средств корпус не имел (такими средствами располагали инженерные войска армии), и мы могли рассчитывать только на этот мост. Восстанавливать поврежденную его часть мы могли лишь ночью. Это было не очень сложно. Сложнее захватить его весь.

Форсирование Березины было назначено на 24.00 — другими словами, ни часа на передышку после тяжелого марша мы дать не могли.

За мостом, на западном берегу Березины, находился населенный пункт Мурово. Надо было преодолеть реку и выбить немцев оттуда. Батальонам автоматчиков танковых бригад предстояло переправляться метрах в ста -- ста пятидесяти справа и слева от моста на подручных средствах. 51-й саперный батальон и 79-й мотоциклетный батальон должны были переправляться непосредственно по мосту, одновременно разминируя его. Им выпала самая трудная часть дела: подавить огневые точки противника, прикрывавшие мост, и захватить западную часть моста.

Все понимали важность задачи.

Севернее нас, в районе Борисова, вели тяжелый бой 5-я гвардейская танковая армии и 31-я армии В. В. Глаголева. Противнику давно уже стало ясно, что главное направление удара войск 3-го Белорусского фронта — борисовское. И немцы стянули сюда все, что могли, чтобы удержать этот выгодный рубеж по реке Березине. Поэтому прорыв нашего корпуса южнее Борисова в тыл всей борисовской группировке противника мог сыграть, конечно, большую роль в ее разгроме. Командующий 31-й армией, которому корпус был в те дни оперативно подчинен, генерал В. В. Глаголев, настоятельно требовал ускорить форсирование Березины, с тем чтобы в дальнейшем ударить корпусом во фланг борисовской группировке, на северо-запад — в направлении Жодино.

В сложившейся обстановке удар на Жодино не казался мне перспективным. Жодино расположено было даже не в тылу борисовской группировки, а, скорее, на ее юго-западном фланге. Если посмотреть на карту, не трудно увидеть, что от Борисова до Минска крупные населенные пункты располагаются в следующем порядке: Борисово — Жодино — Смолевнчи - Минск. Западнее Жодино, под Смолевичамн, у немцев располагался последний перед Мин:ком серьезный рубеж, и я считал, что надо более глубоким охватом борисовской группировки выходить прямо на Смоловичи. Я понимал, что сейчас, когда под Борисовом армия ведет тяжелые бои, командарм В. В Глаголев хочет вывести наш корпус под Жодино для скорейшего развязывания борисовского узла. Но я сомневался я том, что это самый короткий путь для достижения цели, и не терял надежды выйти более глубоко в тыл борисовской группировке, сразу под Смолевичи, что могло бы поставить борисовскую группировка на грань катастрофы, как это было, например с оршанской группировкой.

Смогу ли я осуществить этот план, я не знал так как, во-первых, корпус задержался на под ходе к Березине и, во-вторых, командующий армией, которому я был оперативно подчинен. настаивал на своем решении. Я живо представил себе не очень радостную перспективу: едва корпус .форсирует Березину, как его по частям, не дав ему даже сосредоточиться, побригадно начнут вводить в бой под Жодино... На мой взгляд, это было бы самым нерациональным способом использовать наши силы и в конце концов свело бы к нулю все, чего достигли мы обходным маневром, опередив немцев у Березины.

Такая была обстановка в те часы, когда мы готовились форсировать Березину.

Как же нам нужен был этот мост! Когда противник держит часть моста в своих руках и в любую минуту может взорвать эту часть или сжечь ее и ты, откровенно говоря, удивляешься, почему он не сделал этого сразу (почему? потому, что надеялся на подход свои многочисленных войск с востока от Березины) нервы напряжены до предела, ибо мост становится вдруг менее прочным, чем обыкновенная нить, которую одним рывком можно оборвать.

В сумерки наш саперный батальон приступил к ремонту восточной части моста.

Источник - Журнал "Знание-Сила". Ноябрь 1985 года.

Последнее обновление 12.03.2003 год