Первые, оканчивавшие военные училища, выпускались офицерами, вторые — подпрапорщиками в пехоту, эстандарт-юнкерами в кавалерию и подхорунжими в казачьи части. На протяжении рассматриваемого периода постепенно увеличивался выпуск офицеров из военных училищ и уменьшался из юнкерских. Так, если в 1881 году из военных училищ и специальных классов кадетских корпусов было выпущено 710 человек, а из юнкерских училищ 1175, то в 1902 году соответственно 1468 и 1173.

Офицеров артиллерии до 1892 года готовило лишь одно Михайловское артиллерийское училище, обеспечивавшее потребность в них на 15 — 20 проц., остальные выпускались из пехотных военных училищ либо переводились из пехотных частей. В связи с этим одно из пехотных военных училищ — Константиновское было преобразовано в артиллерийское, а Михайловское артиллерийское училище расширено. Выпуск в артиллерию из пехотных училищ значительно был сокращен.

Для инженерных войск существовало Николаевское инженерное училище, удовлетворявшее потребность в офицерском составе в саперных частях.

Численность офицерского корпуса в конце XIX века непрерывно возрастала за счет увеличения армии и корпуса офицеров по штатам мирного времени: с 30768 (1881 год) до 41 965 7 человек (1903 год), т. е. на 36,3 проц., а военных чиновников 8 осталось почти прежнее количество 9.

Помимо военных и юнкерских училищ, дававших систематическое образование будущим офицерам, существовали стрелковая, кавалерийская и артиллерийская офицерские школы, представлявшие собой своеобразные курсы повышения воинской квалификации.

Офицерская стрелковая одногодичная школа ставила своей задачей «подготовление капитанов... теоретическим и практическим путем к самостоятельному выполнению обязанностей, лежащих на батальонном командире» 10. В нее ежегодно принималось 160 капитанов в возрасте не старше 45 лет, прокомандовавших ротой не менее двух лет подряд.

Офицерская кавалерийская школа не имела столь определенного конкретного назначения, как стрелковая. Ее задачей было «совершенствование офицеров кавалерии в важнейших отделах кавалерийских знаний, согласно с общим ходом развития кавалерийского дела, а езды и выездки лошадей в особенности. Способствовать применению в кавалерии правил выездки и езды во всех ее видах и подготовить руководителей для фехтования». Ежегодно в нее направлялось 64 офицера (40 — из полков гвардейской и армейской кавалерии и 24 — от казачьих частей). Обучение было рассчитано на два года. Школа состояла из двух офицерских отделов — общеармейского и казачьего, отдела наездников, выпускавшего «сведущих наездников унтер-офицерского звания» и «сведущих кузнецов».

Офицерская артиллерийская школа стрельбы (срок обучения 7 мес. и 9 дней) готовила «старших офицеров артиллерии теоретическим и практическим путем к самостоятельному выполнению обязанностей, лежащих на батарейном командире».

Школ и курсов усовершенствования для подготовки полковых командиров, начальников дивизий, командиров корпусов не существовало. Это отрицательно сказывалось на качестве высшего командного состава. Офицеров с высшим военным образованием готовили четыре академии: Академия Генерального штаба, Николаевская инженерная, Михайловская артиллерийская, Александровская военно-юридическая.

Профиль Академии Генерального штаба был двояким. Окончившие два курса, т. е. по второму разряду, не причислялись к Генеральному штабу, а направлялись в войска на командные должности. Кончившие же третий курс причислялись к Генеральному штабу и занимали штабные должности. В конце 90-х годов специально созданная комиссия рассматривала вопрос: «Каков должен быть характер и объем возлагаемых на академию задач, а именно: должна ли она преимущественно преследовать цель широкого распространения образования в армии и... быть, так сказать, военным университетом... или же академия должна быть школою офицеров Генерального штаба, приготавливающего только то число офицеров этой специальности, какое требуется в данное время, но зато возможно основательнее подготовленных. Этот важный вопрос был разрешен в смысле второго предложения». Таким образом, накануне русско-японской войны в России не было военно-учебного заведения типа военного университета, повышавшего общий уровень знаний командного состава.

С 1881 по 1903 год Академия Генерального штаба выросла более чем на 30 проц.: так, если в 1882 году ее окончило 50 человек, поступило 110, состояло к концу года 253, то в 1903 же году было выпущено 116 человек, поступило 148, состояло к концу года 334. Примерно так же увеличились Николаевская инженерная и Михайловская артиллерийская академии. Но, несмотря на это, проблема укомплектования русской армии офицерами с высшим военным образованием оставалась нерешенной. Всего офицеров, обучавшихся в высших военно-учебных заведениях в 1903—1904 гг. (включая Интендантский курс и Курсы восточных языков), было 779 человек, т. е. менее 2 проц. от общего числа офицеров и генералов, состоявших на действительной службе.

* *

В качественном отношении офицерский корпус был неоднороден. Офицеры, вышедшие из юнкерских училищ, обладали невысоким общеобразовательным уровнем, да и военные познания их были тоже невели- хи. В 1898 году М. И. Драгомиров писал о них: «Пехотные и кавалерийские полки получают офицеров преимущественно из юнкерских училищ. В юнкерские училища поступают в большинстве кое-как окончившие 4 класса гимназии и выдержавшие очень немудреный экзамен, которым они приобретают права вольноопределяющегося 2 разряда. Эти молодые люди — слабохарактерные, неспособные к работе и недостаточно развитые; в военную службу они идут потому, что всякая другая деятельность, обеспечивающая их существование, для них закрыта. Таким взрослым неудачникам, — продолжал он, — по моему убеждению, не место в армии. Помочь делу — можно было бы увеличить для них образовательный ценз». Эта характеристика резка, но в основном правильна. По-видимому, и Военное министерство понимало недостатки большей части офицерского корпуса, так как неоднократно в своих отчетах отмечало, что «умственное же развитие признается в общем лишь удовлетворительным». Именно в силу этого предпринимались меры к увеличению образовательного уровня офицеров путем создания дополнительного общеобразовательного курса юнкерских училищ (так, в 1901 году срок обучения в них был удлинен с двух до трех лет), преобразования ряда юнкерских училищ в военные и увеличения числа военных училищ.

За период с 1881 по 1903 год значительно возросло число офицеров с высшим военным образованием, в частности офицеров Генерального штаба. Так, на 1 января 1881 года их числилось 660, а на 1 января 1904 года — 1232. Поэтому руководящие должности в штабах, начиная с дивизионных, были почти целиком замещены офицерами Генерального штаба. К 1903 году и среди командиров армейских полков их было немало - 23,6 проц. (62 из 262) командиров полков составляли офицеры гвардии, переведенные в армию с повышением в чине. Эта мера, с одной стороны, нарушала нормальный ход продвижения по службе армейских штаб-офицеров, с другой — усиливала в армейских частях плацпарадные традиции, которые господствовали в гвардии.

Всего на май 1903 года в армии числилось 2668 полковников, из них на строевых должностях — 1252, или 47 проц., 775 полковников, или 29 проц., имели высшее образование, а именно: 343 окончили Академию Генерального штаба, 177 — Николаевскую инженерную, 137 —Военно-юридическую и 118 — Михайловскую артиллерийскую академии.

Таким образом, к началу русско-японской войны все обер- и штаб- офицеры имели систематическое военное образование и это было шагом вперед по сравнению с 1881 годом.

Наименее удовлетворительной частью командного состава был генералитет. Только среди генералов, начинавших службу в дореформенный период, встречались лица, у которых в графе «образование» значилось «на службе». Характеризуя высший командный состав, М. И. Драгомиров писал: «По-прежнему... между старшими начальниками, начиная с бригадных командиров, все еще много таких, которые в мирное время бесполезны, а в военное будут вредны. Слабый состав высших войсковых начальников, значительную часть которых нельзя считать ни достаточно подготовленными, ни достаточно способными, на мой взгляд, требует серьезного внимания».

По данным офицера Генерального штаба П. Режепо, занимавшегося статистикой офицерского корпуса, на 1 декабря 1902 года из 1386 генералов строевые должности занимали 661 человек. Из них полных генералов — 28, генерал-лейтенантов — 182 и генерал-майоров — 451. Окончивших военные академии было: среди полных генералов — 59,6 проц.29, генерал-лейтенантов — 56 проц. и генерал-майоров — 45 проц..

Обратимся к анализу высших начальников, занимавших должности командиров корпусов и начальников дивизий. Из 46 начальников дивизий окончили Академию Генерального штаба 23, Михайловскую артиллерийскую — 1 и Николаевскую инженерную— 2. Таким образом, лиц с высшим военным образованием было 26, что составляло 56,5 проц. Из остальных 18 имели среднее образование (военные училища или дореформенный кадетский корпус) и 2 получили военное образование «на службе», т. е. такового не имели.

На 1903 год из 28 корпусных командиров 5, или 17,9 проц., не имели военного образования; у 7, или 25 проц., было среднее образование, а 16, т. е. 57,1 проц., имели высшее, Академию Генерального штаба окончили 12, инженерную — 2 и артиллерийскую — 2.

Основной порок высшего командного состава состоял в отсутствии командного ценза у многих штаб-офицеров, генералов и офицеров Генерального штаба. Из 46 начальников дивизий вовсе не командовали: ротой— 22, батальоном — 14, полком — 8, бригадой—13. Среди командиров корпусов ротой и батальоном не командовало 6 человек, полком — 9, дивизией — 8. Отдельные из них пехотными частями вообще не командовали 35. Соответствовать в этих условиях должности начальника пехотной дивизии или командира корпуса было трудно, т. к. в процессе команд дования приобрести необходимые навыки было невозможно: отсутствовали сборы, маневры проводились по стандарту. За исключением Драгомирова никто из командующих военными округами, ни тем более военный министр в своем докладе не ставил вопроса о проведении тех или иных занятий с высшим командным составом. «Считаю долгом своим доложить, — писал Драгомиров, — что, не обладая ни достаточно избранным, ни достаточно подготовленным составом крупных войсковых начальников, по моему искреннему убеждению, надо обратить особое внимание на то, чтобы дать им серьезную практику, которой они лишены ныне при отсутствии прежних войсковых сборов».

Существенным недостатком командного состава была его безынициативность. Командир пехотного полка во время русско-японской войны Генерального штаба полковник М. В. Грулев в предисловии к книге барона фон Теттау «Куропаткин и его помощники» писал: «...отсутствие инициативы и самостоятельности, пассивная роль нашего командного состава, полагавшего возможным руководить войсками в бою только на основании нехитрого кодекса «слушаю» и «как прикажете» — кто не сознавал у нас этого недуга задолго еще до злосчастной войны».

* *

Рассмотрим возрастной состав офицерского корпуса. Одной из особенностей русской армии в конце XIX века являлось крайне замедленное чинопроизводство, особенно в основном роде войск — армейской пехоте. Как правило, служба в обер-офицерских чинах продолжалась 25 — 30 лет. Приведем данные о возрасте командиров рот на основании «Списка капитанов в армейской пехоте на 1903 год». 4452 капитана, состоявшие в строевых частях (полках и отдельных батальонах), т. е. являвшиеся командирами рот, по возрасту распределялись так: почти треть ротных командиров составляли офицеры в возрасте свыше 46 лет. Командир полка Е. И. Мартынов, вспоминая о русско-японской войне, писал: «Офицерский состав был очень старый. Средний возраст штаб-офицеров составлял около 50 лет, средний возраст ротных командиров — 46 лет, причем семь ротных командиров были в возрасте около 50 лет и даже более».

Это объяснялось тем, что возможностей для получения штаб-офицерского чина было немного (в полку лишь 17 рот и 4 батальона, следовательно, требовалось 17 капитанов и 4 подполковника), сравнительно медленно увеличивалась численность армии 42 и число офицеров, а также тем обстоятельством, что на высших ступенях служебной лестницы (начиная от командиров полков) дальнейшее продвижение по службе в значительной степени преграждалось офицерами Генерального штаба (что было совершенно естественно) и гвардейскими офицерами (последнее едва ли могло быть справедливым). Так, поданным на 1 сентября 1900 года, из 253 командиров полков 50 окончили Академию Генерального штаба и 71 перешел из гвардии в армию с повышением в чине. Поэтому и возраст командиров полковбыл весьма различен.

Таким образом, армейские офицеры, за небольшим исключением, получали полк после 46 лет, а половина — старше 50. 70 проц. офицеров Генерального штаба становились полковыми командирами до 45 лет. Офицеры, перешедшие из гвардии, по сравнению с армейскими получали полк в более молодом возрасте.

Обратимся к генералитету. По данным П. Режецо, на конец 1902 года средний возраст полных генералов составлял 69,8 лет, с колебаниями от 55 до 92 лет; генерал-лейтенантов — 53,8 — от 42 до 80 45.

Проанализируем возрастной состав начальников дивизий (45 пехотных и 4 гренадерских) на 1 мая 1903 года:
от 41 до 45 лет — 1
от 46 до 50 лет — —
от 51 до 55 лет — 9
от 56 до 60 лет — 20
от 61 до 65 лет — 14
от 66 до 70 лет — 2

По данным, хранящемся в фонде военного министра, 65 проц. капитанов не имели возможности достигнуть штаб-офицерских чинов и увольнялись по достижении предельного возраста. (ЦГВИА, ф. Куропаткина, д. 5294, л. 8).

Таким образом, 78,3 проц. всех начальников дивизий были старше 56 лет, а 34,8 проц. — старше 61 года.

Итак, 67,8 проц. всех корпусных командиров были в возрасте свыше 61 года.

Как видно из таблиц, офицерский корпус был далеко не молодым, что крайне плохо отражалось на его качестве. Профессор Академии Генерального Штаба начальник канцелярии Военного министерства А. Ф. Редигер в своих воспоминаниях рассказывает, как «в 1896 году, на коронации государя, около 20 полковых командиров, прослуживших в чине полковника 16 лет, были произведены в генералы с оставлением в должностях». Такое положение, естественно, требовало принятия каких-либо мер. М. И. Драгомиров в отчете за 1897 год поставил вопрос о возрастном цензе в армии. «Введение предельного возраста при соответствующем обеспечении увольняемых считаю мерой, необходимой для улучшения состава начальствующих лиц... Благодаря отсутствию предельного возраста, встречаются бригадные командиры в возрасте 65—72 лет». По его мнению, для начальников дивизий и начальников артиллерии округов и корпусов предельный возраст нужно было установить в 70 лет, для командиров бригад — 65 и для командиров полков и артиллерийских дивизионов — 62 года.

В соответствии с этим предложением в 1899 году были выработаны «Временные правила о предельном возрастном цензе для состоящих на службе генералов, штаб- и обер-офицеров». Они устанавливали для командиров корпусов предельный возраст 67 лет, начальников дивизий — 63, командиров пехотных полков и батальонов — 58, кавалерийских — 56, строевых обер-офицеров — 5353. Однако эта мера не принесла каких- либо существенных изменений, и число уволенных по достижении предельного возраста было невелико.

* * Анализ состояния офицерского корпуса в 1881—1903 гг. позволяет сделать некоторые выводы. Хотя общеобразовательный уровень и специальная подготовка офицерского корпуса в этот период несколько возросли за счет увеличения выпуска из военных училищ и расширения программ юнкерских училищ, а также значительного увеличения числа офицеров Генерального штаба, занимавших многие штабные должности и частично командные (от командира полка и выше), офицерский корпус оставлял желать много лучшего. Существенным недостатком системы военного образования продолжало оставаться отсутствие широкой сети офицерских школ и курсов переподготовки, что плохо отражалось на старшем и высшем командном составе.

Если уровень офицерского состава в целом еще можно было считать удовлетворительным, то генералитет по военному образованию, командному цензу и возрасту совершенно не отвечал требованиям того времени. Это объяснялось не только отсутствием специальных курсов переподготовки высшего командного состава, сборов и маневров, но и тем, что назначения на те или иные командные должности, начиная с начальников дивизий, определялись отнюдь не деловыми соображениями, а личными симпатиями царя и придворной камарильи. В обстановке политической реакции в России 80—90-х годов тон задавали не драгомировы, а стоявшие во главе столичных военных округов (Петербургского и Московского) великие князья Владимир и Сергей, родные братья Александра III, видевшие основную задачу командного состава лишь в подготовке смотров и парадов.

Русско-японская война обнаружила со всей очевидностью неприглядность именно высшего командного состава, о котором В. И. Ленин в статье «Падение Порт-Артура» писал так: «Генералы и полководцы оказались бездарностями и ничтожествами... Военное могущество самодержавной России оказалось мишурным. Царизм оказался помехой современной, на высоте новейших требований стоящей, организации военного дела, — того самого дела, которому царизм отдавался всей душой...».

Профессор П. Заиончковский

Источник - "Зарубежное военное обозрение" №8 1971.

Последнее обновление 11.10.2017 год