45-тысячная 2-я Западная армия П. И. Багратиона, в состав которой входил 7-й пехотный корпус К. Н. Раевского, с начала Отечественной войны 1812 года оказалась в тяжелом положении. Против нее Наполеон выставил 40-тысячный отряд из корпуса Л. Даву, который наступал от Вильно, и три двигавшихся с юга корпуса Жерома Бонапарта численностью в 70 тыс. человек. В такой обстановке Багратион принял решение отступать в глубь страны, ища способ соединиться с 1-й Западной армией. Дело осложнялось тем, что вклинившаяся между армиями группировка Даву двигалась кратчайшим путем, в то время как войска 2-й армии совершали марш кружным путем. Не имея точных сведений о противнике, Багратион все же нашел нужное направление движения и избежал окружения. Несмотря на быстрые марши и успешные действия арьергарда под командованием М, И. Платова, Багратиону не удалось пробиться к 1-й армии. Тогда он решил двигаться к Могилеву, а оттуда кратчайшим путем к Витебску. Корпус Н. Н. Раевского 19 июля выступил из Бобруйска и уже через двое суток досгиг окрестностей Могилева. Здесь произошло Салтановское сражение - первое в войне 1812 года, сделавшее имя Раевского известным всей России.

Утром 23 июля Раевский получил приказание командующего 2-й армией о том, "чтобы он, собрав все войска своего корпуса, смело атаковал бы позицию французов и взял Могилев". Сбив вражеские передовые посты, войска корпуса встретили сильное сопротивление частей Даву, успевших занять оборону. Оценив обстановку, Раевский принял решение: атаковать противника с фронта и в обход его правого фланга. Атакующие были встречены шквальным огнем. Спустя год Раевский так рассказывал об этом эпизоде: "Я был впереди. Солдаты пятились. Со мной были адъютанты, ординарцы. По левую сторону всех перебило и переранило. На мне остановилась картечь". Оказалось, Даву под Салтановкой имел не менее 20 тыс. штыков и сабель, а когда получил донесение разведки о движении на Могилев армии Багратиона, стал подтягивать к месту сражения все наличные силы. Продолжение наступления в этих условиях привело бы к неоправданным потерям. Прибывший к Раевскому Багратион убедился в бессмысленности дальнейших атак и приказал вывести войска из-под огня и отступить на исходную позицию. Дав дивизионным командирам приказ на отход, Раевский временно оставил корпус, чтобы принять участие в военном совете. На нем было решено отступать к Смоленску.

3 августа в районе Смоленска армии наконец соединились. Солдаты и офицеры горели желанием отомстить врагу. Французский император, понимая, что, пока русская армия цела, говорить о победе не приходится, решился на последний, по его мнению, удар. Он перебросил на левый берег Днепра 185-тысячную армию, на пути которой оказалась только одна 27-я пехотная дивизия генерала Д. П. Неверовского. В полдень 14 августа последнюю атаковала кавалерия И. Мюрата. Дивизия вынуждена была отступить из Красного. Обе русские армии в это время находились на правом берегу Днепра (в 20-30 км от Смоленска), совершая марш в общем направлении к Витебску. Лишь корпус Н. Н. Раевского отошел от города на 14 км. В полночь Раевский получил повеление от князя Багратиона не трогаться с места, а вскоре прибыло другое, в котором предписывалось "возвратиться и идти через Смоленск к Красному, на помощь Неверовскому". После тяжелейшего ночного перехода 7-й корпус в 5 часов утра достиг Смоленска, где Раевский узнал, что неприятель не только атаковал 27-ю дивизию крупным отрядом кавалерии, но и, переправившись через Днепр ниже Рудни, по пятам двинулся за ее частями. Раевский послал запрос, следует ли ему защищаться в Смоленске или, оставаясь на правом берегу реки, "препятствовать чрез нее неприятельской переправе". Не получив ответа, он рассудил, "что ежели неприятель успеет занять Смоленск и перейти в нем на правый берег реки Днепра, то отрежет обеим армиям продовольствие и сообщение с городом Москвою", сразу же сможет "забрать весь парк и транспорты, находящиеся на сей дороге" и тем самым поставит русские армии в крайне невыгодные условия.

Дивизия Неверовского, отразив до 40 вражеских атак, на сутки задержала французскую армию. К вечеру 15 августа усталая, но непобежденная, она подошла к Смоленску. С приходом ее силы корпуса Раевского увеличились. К тому же он мог рассчитывать на пехотный полк, оставленный в Смоленске для поддержания порядка, и на ратников смоленского ополчения. Помощь со стороны городских властей исключалась, так как губернатор К. И. Аш и все чиновники бежали. К чисто военным задачам прибавились еще и заботы по поддержанию порядка в города.

В действиях Н. Н. Раевского по организации боя чувствуется талант военачальника. Раевский сумел правильно оценить обстановку, принять обоснованное решение, в котором заложена твердость и стремление достичь наивысшего результата при ограниченных силах и средствах. Осмотрев позицию в двух километрах от Смоленска и признав ее невыгодной, он принял решение отступить к стенам города, чтобы воспользоваться его искусственными сооружениями. Однако Раевский не собирался отсиживаться за крепостными стенами. Подтверждается это тем, что основная часть сил была размещена за пределами городских укреплений - в пригороде, предоставлявшем больше простора для маневра, главным образом на особо опасных участках. Таким участком Раевский считал Королевский бастион, являвшийся опорным пунктом на правом фланге позиции. Здесь он расположил шесть батальонов. На северо-восточном участке города, непосредственно примыкавшем к Днепру, где находился важный в стратегическом отношении мост, оборонялись тоже шесть батальонов, а непосредственно в черте города заняли позиции двенадцать батальонов ослабленной предыдущими боями дивизии Неверовского. Несмотря на недостаток сил, которыми едва можно было обставить середину и правый фланг образованного чертой города полукружия на левом берегу Днепра, четыре батальона были оставлены в резерве. Принцип сосредоточения сил сохранялся и при размещении артиллерии. Конница была оставлена на ночь в поле с целью "поддерживать огни, и, когда неприятель ее атакует, отступить к Смоленску", чтобы впоследствии контролировагь берег Днепра на левом фланге.

Все приготовления к сражению были завершены только к рассвету. "В ожидании дела, - пишет Н. Н. Раевский, - я хотел уснуть, но признаюсь, что, несмотря на всю прошедшую ночь, проведенную на коне. не мог сомкнуть глаз: столько озабочивала меня важность моего поста, от сохранения котораго столь многое, или, лучше сказать, вся война зависела".

В штабе армии, получившем точные сведения о количестве двигавшихся к Смоленску вражеских сил, мало кто верил в успех Раевского. "Неприятель у Смоленска. Сегодня овладеет оным непременно", - писал А. П. Ермолов М. И. Платову. Войска армии продолжали двигаться форсированным маршем. Багратион отправил своему боевому соратнику записку:

"Друг мой, я нейду, а бегу; желал бы иметь крылья, чтобы скорее соединиться с тобою" .

В 6 часов утра 16 августа Раевский, находясь на южной окраине города у Малаховских ворот, получил сведения о предстоящей атаке неприятеля на всех пунктах. Через полчаса показались три колонны французской пехоты: одна шла прямо на бастион, другая - на кладбище, третья - вдоль Днепра к правому флангу русских. Орудия открыли огонь, но неприятель, преодолев зону обстрела, бросился на бастион и уже готов был им завладеть. Раевский, узнав об этом, послал туда два батальона. "Два раза храбрыя войска Нея достигали контръ-эскарпа цитадели и два раза, неподдержанныя свежими войсками, были оттесняемы удачно направленными Русскими резервами",- отмечал Наполеон. Натиск врага отбили с большими для него потерями. Французы, потерпев неудачу, установили батареи и стали "бить стены города, поддерживая промежутки батарей стрелками" н. Однако ни сильный артиллерийский огонь, ни неоднократные атаки не принесли им успеха. Солдаты стойко держались под ураганным огнем вражеских батарей, "показав тем, что русскими не может повелевать жестокость их выстрелов".

Раевский держал в своих руках все нити боя, отдавал приказания через адъютантов, которые незамедлительно передавали их, невзирая на град неприятельских пуль и осколков снарядов. К 9 часам вечера бой стал стихать. Наполеон, увидев на противоположном берегу приближавшиеся русские армии, прекратил атаки, надеясь на следующий день втянуть в сражение все русское войско. В Смоленск прибыл Багратион и другие командиры. Небольшой отряд Раевского не просто остановил превосходивший по численности корпус М. Нея, но и сорвал стратегический замысел французского императора. Наполеон так вспоминал об этих событиях: "Я обошел левое крыло Русской армии, переправился через Днепр и устремился на Смоленск, куда прибыл 24-мя часами прежде Русской армии. Отряд из 15000 человек (то есть корпус Раевского. - Ю. Е), нечаянно находившийся в Смоленске, имел счастие оборонять город целый день, что Барклаю-де-Толли дало время на следующия сутки подоспеть с подкреплением, Если б мы застали Смоленск врасплох, то, перешед Днепр, атаковали бы в тыл Русскую армию... Такого решительного удара совершить не удалось". На следующий день П. И. Багратион доносил царю: "...неприятель... употребил все усилия, дабы до прибытия прочих войск истребить малый отряд, защищающий Смоленск, но храбрые русские воины ...отражали мужественно неприятеля".

Русский народ выказал недовольство вынужденным отходом армии из Смоленска. Было задето и самолюбие императора. Он не пожелал даже наградить ни одного из героев, проливавших кровь под стенами города. Н. Н. Раевский в своих рапортах требовал, просил и умолял наградить своих подчиненных. Отказано было в награждении также солдатам и офицерам 27-й дивизии. Лишь в 1815 году после многочисленных настойчивых ходатайств М. Б. Барклая-де-Толли Александр I, неожиданно проявив благодушие, утвердил награждения Н. Н. Раевского и его офицеров, а также раненых солдат. Следствием такого его отношения явился тот факт, что Смоленское сражение, которое генерал Н. Н. Раевский считал важнейшим в своей военной карьере, почти нигде не было упомянуто. Современные исследователи сталкиваются с определенной узостью источниковой базы при характеристике этого знаменательного события. Однако это не может помешать нам сейчас воздать благодарную дань памяти защитнику Отечества, чьим именем названа Курганная высота, являвшаяся ключом Бородинской позиции, блестящему военачальнику, умело использовавшему достижения военно-теоретической мысли того времени, мудрому военному руководителю и вдумчивому организатору, требовательному и демократичному в отношениях с подчиненными. Его школу прошли лучшие представители русской армии (его адъютантами были декабристы С. И. Муравьев-Апостол и П. А. Муханов). И, наконец, мы должны оценить его как человека с ясным умом, с простой, прекрасной душой, которому русский народ благодарен за поддержку, оказанную гению мировой культуры А. С. Пушкину в трудную для него минуту.

Ю. Л. ЕПАНЧИН

Источник - "Военно-исторический журнал", №10, 1987 год.

Последнее обновление 18.04.2003 год